На городской площади кружились карусели. Приехал цирк-шапито, и горожане высыпали на площадь.
У кассы стайка пацанов явно провоцировала ссору. Они толкались, нагло шумели, лезли без очереди. Самый здоровый из них, долговязый с рыжей головой, отнял, наверное, у какой-нибудь девочки, воздушный шарик и таскал его за собой на длинной нитке.
Розовый шарик нелепо тянулся за ним и, будь он живым, наверное, плакал бы от обиды, как плакала где-то его хозяйка.
- Послушай, дай-ка мне шарик, - я протянула руку и взялась за веревочку.
- Тетенька, что это вы лезете. Отдайте. – Пацан не желал выпустить добычу.
Я смотрела на него испытующе. Кто кого? Какое-то забытое детское чувство стало нарастать, расширяться в груди. Это был и вызов, и смех, и уверенность в своей безнаказанности. Хотелось нашалить, и парень не знал, что у меня есть карта, которую он не побьет никогда.
Пальцы побелели, вцепившись в веревочку. Он уже готов был драться со взрослой тетенькой, такой не остановился бы.
Поэтому я поспешила. Рывок вверх получился не плавный, когда медленно взлетаешь, по касательной отрываясь от земли, а резкий, дерганый. Мы оба подскочили, держась за шарик, метра на два. У рыжего широко раскрылись глаза, он молчал, испугавшись, но за веревочку держался еще крепче. Я выдохнула немного, опустилась ниже, давая ему возможность ногами коснуться земли. Чувство, которое ведет меня в полете, живет где-то в солнечном сплетении. Нужно быть просто внимательной к нему и направлять его вверх – вниз, как стрелочку. От этого импульса, от его силы зависит высота и скорость полета.
Не стоит при этом отвлекаться на окружающих – поток внимания рассеивается, и можно запросто грохнуться вниз. А люди внизу явно были в шоке, но я была полностью поглощена поединком с этим засранцем. Спрыгнет или нет?
Парень оказался упрямым, и явно не собирался отпускать шарик. Кажется, он подумал, что шарик несет нас, и решил не выпускать из рук такое сокровище. Еще раз я повторила попытку резко подняться, мы буквально взмыли вверх, над улицей, над площадью. Люди внизу стали маленькими. Я больше не смотрела на своего соседа, нужно было внимательно управлять полетом. Еще наложит в штаны со страху, отпустит руки, разобьется.
Вдали виднелось поле со скошенной травой, приличная гора сена высилась посередине. На бреющем полете, как бомбардировщик, мы пронеслись над полем, и над кучей сена снизились, разворошив ногами пахучую траву. Противник мой понял, что это шанс, и отпустил, наконец, руки. Он грохнулся в стог, а я напоследок развернулась и пролетела над ним, надо же было глянуть – все ли в порядке. Несчастный пацан, бледный, почти зеленый, уже поднялся на четвереньки. Видать, укачало.
Теперь можно было расслабиться, и я стала медленно набирать высоту. Воздух, насыщенный запахом трав, омывал ноздри, ласкал лицо. Тело вытянулось в спокойном полете, и шарик не успевал за мной, трепетал на ветру где-то сзади. Я оглянулась на него, и разжала пальцы. Розовый мячик, выпущенный на свободу, быстро уменьшался вдали.
Это было настоящее наслаждение. Пространство в груди расширялось, хотелось вдохнуть еще и еще, все пело, каждая струночка тела звучала. В воздушных волнах можно качаться, понизив скорость, можно поймать воздушный поток, взмывать, и делать петли, как самолет, или медленно планировать, наслаждаясь знойным покоем. Не воздух поднимает тебя, а чувство восторга.
Теплое марево размывало очертания березовых макушек, над реденькими мягкими облачками стояло высокое желтое солнце.
Аделина Гумкирия.